Стоит объяснить, откуда во МХАТЕ 28 января стал играться «Мальчик Кай». С прежне податливым театром Станиславского, где постоянно столовался гений русского андеграунда, возникли сложности. Не в последнюю очередь, как поговаривают, из-за сварливой супруги Петра Николаевича. «Шоколадный Пушкин» играть пока негде. А тем временем подоспела премьера многострадального фильма «Пыль», который практически бесплатно снимался некоторое количество лет, и в котором Мамонов исполняет эпизодическую роль минут на пятнадцать.

При чем же здесь «Кай», спросите вы. Да при том, что фильм «Пыль» и спектакль-балет «Кай» сделаны одной и той же студией «СВОИ 2000», а именно Мариной Потаповой и Сергеем Лобаном. К ним добавился неизменный врач-актер Алексей Подольский (помните его, просидевшего молча все выступление Мамонова на «Антропологии»?), важно расхаживающий в проткнутом осколком зеркале пиджаке. И еще некие необязательные персонажи, среди которых выделялась пафосная гимнастка в серебристом обтягивающем комбинезоне. Словом, вот вам Кай, вот Снежная королева, и разбирайтесь сами.

Приколы вроде хождения на лыжах по сухой сцене давно ниже уровня Петра Мамонова как артиста. Одиночество Мамонова даже пугает. Он постоянно заявляет, что хочет поиграть у кого-нибудь «вторым барабанщиком», или походить в «блестящем» около хорошего молоденького ди-джея. Но экзистенциальный масштаб личности Мамонова затягивает всех окружающих в бесконечный вакуум. Скоморошечье пение Мамонова под небрежную грязную гитарку оказывается умнее и глубже любого псевдо-авангарда, с которым ему приходится выступать в последние годы.

Альбомы «Мыши» и «Зелененький», из песен которых состоит программа «Кая», слишком самодостаточны. Лидия Ланч или Генри Роллинз также склонны нынче к говорению под что-попало, и Бьорк уже к тому близка. А Мамонов говорит свой «русский национальный гон» так, как и сейчас говорят на московских интеллигентных кухнях под рюмку чая. Нисколько не рисуясь, не аффектируя и не пережимая неизбежный стеб.

«Целую ночь спишь, а то и не спишь... То спишь, а то и не спишь» - жалуется Мамонов. «О, как бы я хотел, чтобы кто-нибудь понаблюдал за моей внутренней жизнью..." – загорается он идефиксом. Складывается по полу безжизненно: «Я такой дядечка особенный, много-много лет пролежал в пыли, так что трясти меня не надо...» Страстно-одержимо: «Я хочу, чтобы ты была рядом со мной».

Жаль, что сопровождение записано на фонограмме. Живая гитара была бы равна импровизации Мамонова. Но на той гитаре с фонограммы играл сам Мамонов, и он не может раздвоиться. Он делегирует гитару – записи, визуальный абсурд – пластической арт-группе, и только свой монолог оставляет себе. Это трагедия одиночества. Но, как свойственно Мамонову, это донельзя смешливая трагедия. И он сам выбрал этот путь.

«Я б уехал бы в Вайоминг, но это был бы не Мамонинг…»

Абсурдность мира – только повод к размышлению. Паузы, как у хороших мхатовских актеров, мысль продолжают и углубляют. И каждый бытовой штрих становится убедительным доказательством существования высшей силы. «Вероятно, виновата архитектура». Здесь Мамонов, как никто в русской рок-культуре, близок к Чаплину. Жизнелюбие на грани сарказма: «Будем детушек наживать»…

«Как много хочется сказать». Эта формула из текста Мамонова объясняет почти все. Ему так много есть, что сказать. И хочется сказать. Это разительное отличие Петра Мамонова от обрюзгших в 20 лет нынешних поп-рокеров впечатляет.

Ему есть, что сказать про Интернет и про солнце, про гиппопотамов и про пиво, про сны и про счастливые дни. У него пластика ребенка, а иногда пластика животного. И у него необычайная органика. Мамонов естественен в любых неестественностях. Он даже ищет их на свою голову. И находит.

Нашел вот – мышей, мальчика Кая и Снежную королеву.

Вадим ПОНОМАРЕВ, Guruken.Ru